Отправлено: 13.04.07 15:49. Заголовок: От реки Волги до реки Оранжевой.

Рассказ о путешествии автостопом по Африке через Турцию, Сирию, Иорданию...
ЭФИОПИЯ!
[реклама вместо картинки]
Подошли к первым круглым эфиопским хижинам. Стены их из веток, крыша на
бамбуковом каркасе крыта тростником. Окон нет – света достаточно проникает сквозь щели,
через эти же щели выходит наружу дым от очага. По утрам дома в эфиопской деревне похожи
на вулканы – все конусообразные крыши медленно курятся тяжелым белым дымом. У входа в
одну из хижин стоит автомат Калашникова, значит здесь – «погранзастава». Англо-говорящие
пограничники не проявляют интереса к нашим паспортам, но интересуются рюкзаками:
    - Не везете ли вы что запрещенного?
    - Нет, что вы! Только личные вещи.
    - Откройте этот рюкзак. Так… ага, ладно. Остальные можете не открывать.
    - Поставьте нам пожалуйста, въездные штампы Эфиопии.
    - Нет. У нас здесь нет даже штампов. Проедите по этой дороге 46 километров… кстати, где
ваши машины?
    - Машин нет. Мы путешествуем на попутном транспорте…
    - Ага, так через 46 километров будет деревня Шенди. Там нужно найти специальный офис,
где вам поставят штампы.
    - Спасибо за информацию. А если мы не успеем сегодня добраться до Шенди, машин то,
наверное, немного…
    - Это не беда. Поставите завтра, а может, через несколько дней. У нас машины не каждый
день едут, да и чиновника может не быть на месте…

    Вот так система! Въездной штамп ставят не на границе, а в какой-то деревне. Несколько
дней можно жить в стране с неоткрытой визой! Чем дальше на юг – тем больше удивляешься.
    Поселок Метема оказался больше по населению, чем его суданский сосед Галабат. Посреди
грязной и кривой улицы стоял допотопный грузовик «FIAT», судя по траве под колесами,
никуда не ездивший уже несколько недель. Дома высотой в полтора метра
были сделаны из кривых веток растущего в округе колючего кустарника. Фасады, выходящие на
улицу, обмазаны глиной, остальные стены и крыши полны щелей. Нет никаких следов
электричества или водопровода. Стекол на окнах тоже нет, двери, в лучшем случае, из
раскатанной жестяной бочки.
    В центре поселка несколько домов-магазинов и трактиров. На деньгах, так же
как и на магазинах, надписи были продублированы на английском и амхарском языках.
Амхарская письменность очень похожа на грузинскую.
    Ассортимент продуктов в магазинах развеял страхи о голоде: сахар по полдоллара, булки –
килограмм на доллар, макароны, чечевица, горох, фасоль, растительное масло. Из
промышленных товаров – батарейки к фонарикам, мыло, железная миска, синтетическая
веревка, нож, топор. Все в весьма скромных количествах – покупательский спрос невелик.
    Нас сразу обступила толпа эфиопов, все жители деревни, до 16-ти лет включительно, тянули к нам руку, в
надежде получить денежку. Остальные просто глазели на нас, как на бесплатный аттракцион.
    Толпа все росла, из хижин-трактиров вышли тетушки в фартуках и стали, на всякий случай,
раздувать угли под кастрюлями – иностранцы могут быть голодными. Возле одного трактира с
брезентовой крышей мы узрели на углях высокий алюминиевый кувшин, в котором,
обыкновенно, в арабских странах варят фасолевую кашу «фуль». Мы ткнули пальцем в кувшин
и спросили «Фуль»? Хозяйка кивнула. Так же, жестами, выяснили цену – два быра за тарелку
фуля и 0,25 быра за кружку чая. Позабыв о языковом барьере, все вшестером уселись за столы,
чтобы отпраздновать проникновение в новую страну и окончательное исчезновение «призрака
голода». Часть любопытных эфиопов тоже попыталась сесть за наш стол, но те, кто ничего не
заказывал, были изгнаны на улицу. Пока мы кушали, слух о нашем появлении все больше
будоражил деревню и на улице собралась толпа в несколько сот человек. Интересно, будет ли от
них какая-нибудь практическая польза?
[реклама вместо картинки]
    После еды решили двигаться на южный выезд из деревни. Улица была одна, на ней нас и
поджидали. Я уже не знаю с какого такого учения, но все эфиопские дети поголовно почему то
уверенны, что лучший способ выпросить у иностранца денежку, это подбежать ему под ноги,
протянуть сложенную лодочкой ладошку и громко крикнуть звук «Ю!». Если иностранец не
понимает, что от него хотят, то можно повторить более громко и настойчиво «Ю-ю-ю-ю!» Все
твои уверения «ноу мани», равно как и на других языках, не имеют абсолютно никакого
эффекта.
    Когда мы взвалили рюкзаки и вышли из кафе, то по ушам нам ударил вопль сотен
чернокожих подростков «Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! Ю—Ю-Ю-Ю-Ю….-Ю-ю!!!»
    Казалось, кричали все без исключения люди а деревне. Мы начали движение, из хижин и
дворов выбегали все новые дети, даже еще скрытые от нас кустами, они уже заранее кричали
свой «боевой вопль» и только расширяли глаза, налетев на шестерых белых с огромными
рюкзаками. Следом выходили их мамаши, не отрываясь от кормления грудных младенцев.
    Казалось, что младенцы отрываю рты от их груди только для того, чтобы присоединиться к
общему хору «ю!». Один из нас, чтобы продемонстрировать нежелание одаривать всех
попрошаек деньгами, стал хватать ладошки руками и «здороваться». Немедленно все дети
захотели подержаться за руку белого человека и у каждого из нас оказалось по ребенку в
каждой руке, и по несколько бегущих сзади ожидающих своей очереди. Антон пытался
фотографировать это зрелище, но дети висли на руках и не давали поднять аппарат.
    Показался выезд из деревни, через дорогу был перетянут веревочный «шлагбаум». Из
крайнего дома вышел взрослый человек и грозно крикнул на детей, взяв в руки палку. «Ю-
юкалы» с криками убежали обратно в деревню, а мы поблагодарили спасителя на арабском и
английском языках. Выговорить «спасибо» на амхарском получалось далеко не с первого раза, а
еще труднее запомнить «йамесЕ генЕллу!»
    Отойдя от деревни на километр, мы сели на рюкзаки, чтобы подождать транспорт и
обдумать положение. Вокруг простирались горные склоны, заросшие колючим африканским
лесом. На дороге, шириной в одну машину, виднелись следы недавнего дождя. В каждой низине
протекал горный ручей, форсируя который, налепляешь на обувь почти килограмм красноватой
горной глины. Солнце припекало в зените, сильно парило, роились мухи и бабочки, а значит,
ночью ожидались и комары.
[реклама вместо картинки]
    Через час из деревни показался трактор с прицепом. Жестами объяснив «сколько по пути»
мы попрыгали в прицеп, подстелив коврики поверх мусора. Оказалось, мусор вывозят на
небольшую горную речушку, в пяти километрах от деревни. У пересечения воды и дороги
стояло огромное дерево-баобаб – площадью кроны с половину школьного спортзала. Под его
ветками мы и разожгли костер, ожидая более дальней машины. Вечерело. Сверкали зарницы.
    Поставили палатки. До десяти ночи эфиопский лес оглашали звуки шестиструнной гитары
ленинградского производства. Ночью было тепло и влажно.
       Еще в предутреннем сумраке мимо наших палаток проехал грузовик на юг и даже не
остановился. В 7-30 все уже собрались-умылись и сидели на рюкзаках в ожидании следующего
транспорта. Еще один грузовик проехал в Метму, на север. Только в начале двенадцатого
застопился грузовик до нужной нам деревни Шенди. В кузове, среди десятков эфиопских
автостопщиков оказался один англо-говорящий, который и перевел водителю нашу сущность.    
    Больше машин в этот день не было. Мы завтракали на костре, купались, обедали, считали
машины из Гондара («Вот завтра они пойдут обратно!») и только в полдень решили пройтись
до следующей деревни, чтобы пополнить там запасы хлеба и поближе узнать жизнь горной
Эфиопии.
[реклама вместо картинки]
    Дорога становилась все хуже. Временами проходили через стада горбатых серых коров,
которых подгонял пастух с автоматом Калашникова на одном плече, и сумкой с китайским
фонариком на другом. Автомат здешние крестьяне носят как дубину, за ствол рукой. Видимо,
за неимением патронов. Невооруженные эфиопы таскают на плече деревянную мотыгу или
истертую лопату. В узких горных долинах они возделывают небольшие участки кукурузы или
сахарного тростника.
    Женщины шагают по обочине, сгорбившись под тяжелой вязанкой длинных сырых
жердей. Когда ветви высохнут – будут дрова. Все дрова в радиусе 5-10 километрах от деревни
уже сожгли, приходиться таскать издалека. В попытках разрешить топливный кризис, в начале
века в эти места завезли из Австралии высокий эвкалипт. Он растет очень быстро, но горит
только тогда, когда хорошо высохнет. В окрестностях жилья созданы целые плантации
эвкалиптов. Их рубят в 20-30-ти летнем возрасте и пускают на дрова. Сухие листья эвкалиптов
содержат много смол и вспыхивают в костре ярким, шипящим пламенем, но не надолго. Самые
предприимчивые люди, делает «бизнес на угле»: группа из трех-четырех босых людей в
лохмотьях уходит далеко в горы, где еще не выбрали сухостойные деревья. Там они живут в
шалаше, питаясь вареной кукурузой, и пережигают дрова в ямах, без доступа воздуха.
    Получается древесный уголь, который у нас продают в аптеках под названием
«активированный». Чтобы ветви быстрее сохли и сгорали, с эвкалиптовых веток срезают кору.
    Пока древесина пережигается, плетут из полосок коры высокие мешки-корзины. Наполнив их
углем, выносят свою продукцию «на трассу» и пытаются продать проезжающим 3-4 раза в день
машинам. Договариваются так: «Один мешок – водителю. Остальные – довезти до деревни». В
деревне спрос на уголь велик, но не в медицинских целях, а для приготовления еды в
харчевнях. Горсть древесного угля подкладывают на специальную железную подставку, сверху
чайник или кастрюлю. Чтобы «поддать жару» нужно быстро-быстро махать плетеной тарелкой
снизу очага – два литра воды вскипают через час в сухую погоду. Кипятком заваривают чай или
местный кофе – зерна слабо обжаренные и вкус специфический.
[реклама вместо картинки]
    Национальное эфиопское блюдо – лепешка «инжЕрра». Пшеничная мука очень дорогая, и
большинству эфиопов не по карману. Инжерру пекут из зерен какого-то местного растения,
похожего на алое, только с более темными и мясистыми листьями. Мука получается
коричневого цвета, тесто замешивают на воде и специях. На угли ставится специальная
глиняная тарелка – диаметром около полуметра. Когда поверхность раскалиться – сверху льют
тесто тонкой струйкой, создавая по поверхности тарелки слой в 3-4 миллиметра. Накрывают
большой крышкой и жарят до готовности, не переворачивая. Потом, в остывшую инжерру
заворачивают мясо с зеленью, вареную картошку или другие овощи. Я сначала думал, что
горький вкус инжерре придают приправы от мяса, но когда попробовал кусочек прямо с
жаровни, убедился, что это само тесто такое горько-кислое на вкус. А мясо перчат просто
потому, что больше никак его не сохранить. Некоторые из нас, уже на вторую неделю
«полюбили инжерру» и с удовольствием угощались этой распространенной эфиопской едой.

    В тот день, 20-го сентября, перейдя по мосту реку с глиняной водой, мы угощали себя кофе
в единственной на всю деревню «столовой»: возле одной из типичных круглых хижин стоял
четырехугольный навес из веток. Вокруг низенького стола – четыре плетеные табуретки.
    Хозяйка сидит рядом на земле, голая выше пояса, один ребенок с помощью лямки закреплен за
спиной, другой – кормиться грудью. Пред ногами – кухня: кувшин с водой из ближайшего
ручья; мятый чайник на нагревательной подставке с тлеющим древесным углем; несколько
глиняных крынок с чаем, кофе и специями. Зерна кофе обжариваются и толкутся тут же, в
высокой ступке. Процесс занимает четверть часа на одну чашку. На всякий случай, сначала
спрашиваем о цене. Но в деревнях редко пытаются тебя обдурить, хотя и понимают, что белый
человек – денежный. На пальцах подтверждаем цену и заказываем нужное количество чашек.
    Автор этих строк кофе не пьет вообще. В то время, как все сидят за столиком, подсматриваю за
изготовлением. После прошлого клиента чашка ополаскивается в тазике с грязной водой, в
котором плавают соринки. Вот за спиной заплакал ребенок, женщина черпает воды из этого
таза и вливает в ротик крошке, приговаривая типа: «Попей, дитятко. Не надо плакать, пей» Ее
тело и руки, без сомнения много месяцев не знали мыла и горячей воды. Дети постарше
толкутся вокруг, приговаривая «ю-ю». Многие с вздувшимися животами, из одежды – в
лучшем случае трусы цвета дорожной пыли. Из рук в руки переходит какой-то грязный
корешок, который заменяет им и «Сникерс» и «Обит без сахара» – пожевал сам – дай пожевать
товарищу. Уронил? Ничего! Вытри об пузо и жуй дальше! Дети постарше предлагают нам
купить жареную кукурузу или палочки сахарного тростника. Другой продукции в этих
деревнях не производят...

Продолжение следует